Судебное заседание 4 Апреля 1895 г.
Перекрестный допрос Мр. Оскара Уайльда Мр. Керзоном продолжается и касается посещений первым Тайлора, в ном. 13, на улице Литтл-Колледж.
К. - Известно вам, сколько он платит за квартиру?
У. - Я не имею ни малейшего понятия, но думаю, что довольно мало, так как он не держал прислуги, но сам отворял дверь. О том, сам ли он готовил кушанье, мне неизвестно.
К. - Квартира вам не казалась странной?
У. - Нет, разве только, что она была убрана с большим вкусом, чем это обыкновенно бывает.
К. - Комнаты не казались вам роскошными ?
У. - Я их считал красивыми.
К. - Он никогда не впускал дневной свет?
У. - Я совершенно не понимаю, что вы этим хотите сказать.
К. - Было ли там всегда освещено газом или свечами?
У. - Нет.
К. - Вы их видели и при другом освещении?
У. - Конечно.
К. - Так что нельзя утверждать, что он имел окна, постоянно задернутыми двойными занавесями?
У. - Конечно, нет.
К. - Были ли комнаты сильно надушены?
У. - Я не знаю, что вы этим хотите сказать... Он курил благоухающие вещества точно также, как и я, в своих комнатах.
К. - Значит, вы это тоже делаете. Встречали ли вы там Вуда?
У. - Только раз. Об этом уже был разговор.
К. - Видали ли вы там Сиднэя Мавора?
У. - Да.
К. - Сколько ему было лет?
У. - Около 25 - 26.
К. - Он все еще ваш друг?
У. - Я его уж около года не видал и не имею понятия о том, где он находится.
К. - С тех пор вы не имели с ним никаких сношений?
У. - Нет, имел. Я просил Г. Тайлора, в последнее воскресенье, пойти в дом его матери и спросить о нем. Было отвечено, что он уехал.
К. - Не известно ли вам, имел ли Г. Тайлор женские платья в своей квартире?
У. - Мне он об этом никогда не говорил, и я его никогда не видел в маскарадном костюме.
К. - Вы часто ему телеграфировали, имели ли с ним дела?
У. - Ничего подобного, он просто принадлежал к числу моих друзей.
К. - Был ли он литературно образован?
У. - Он был молодой человек с большим вкусом и очень интеллигентный, получил хорошее образование в публичной школе. Я никогда не видал написанного им литературного произведения.
К. - Говорили ли вы с ним о литературе и искусстве?
У. - Он больше слушал. Это был человек с художественными вкусами, очень приятный и услужливый.
К. - Пользовались ли вы им для того, чтобы устраивать обеды с молодыми людьми?
У. - Нет. Я обедал с ним и другими молодыми людьми раз 10 или 12 у Салферино, Флоренса и Кеттнера и притом обыкновенно в кабинетах, мне это больше нравится.
К. - Посылали ли вы Тайлору, 17-го Марта, следующую телеграмму: "Можете ли вы прийти до 6 часов. Оскар. Савой".
У. - Да, я получил анонимное письмо о том, что Вуд хочет выманить у меня денег и хотел поговорить об этом с Тайлором.
К. - Кто был Фред?
У. - Фред? Молодой человек, по имени Фредерик Аткинс.
К. - Вы были очень фамильярны с ним?
У. - Что вы понимаете под словом "фамильярен"? ...Он мне нравился.
К. - Вы говорили вчера, что называли некоторых лиц по именам?
У. - Всегда, когда они мне нравились.
К. - Имели ли вы когда-нибудь неприятности из-за Фреда?
У. - Никогда.
К. - Посылали ли вы Тайлору, 10 Марта, телеграмму: "Должен видеть Три в 5 час. не приходи в Савой, извести меня относительно Фреда".
У. - Я уже не помню, что я тогда хотел узнать о Фреде.
К. - Знали ли вы, что Тайлор находился под надзором полиции?
У. - Нет, об этом я никогда нс слышал.
К. - Было ли вам известно, что Тайлор и Паркер были вместе арестованы во время полицейского обхода, произведенного в доме на Фитцрой-Стрит?
У. - Год тому назад, да.
К. - Знали ли вы Паркера?
У. - Да, когда Тайлер переехал на Чаппсльстрит, я его там встречал.
К. - Сколько молодых людей он вам представил?
У. - Вы слишком неопределенно спрашиваете.
К. - Я говорю о молодых людях, с которыми вы впоследствии ближе сошлись.
У. - Может быть 6 или 7, или 8. Подружился я приблизительно с пятью.
К. - Сколько им было приблизительно лет?
У. - Около 20, или 21 г., - я люблю общество молодых людей.
К. - Имели ли они какую-нибудь профессию?
У. - Этого я не знаю.
К. - Скольким из них вы давали деньги?
У. - Мне кажется, что я делал всем пятерым денежные и другие подарки.
К. - Давали ли они вам также что-нибудь?
У. - Мне... конечно, нет.
К. - Паркер был в их числе?
У. - Да.
К. - Не был ли он лакеем без места?
У. - Этого я не знаю и не стал бы этим интересоваться, я просто делаюсь другом всякого человека, который мне нравится.
К. - Сколько ему было лет?
У. - Правда же я не статистическое бюро. Быть может, ему было 16 лет, а может и 45. Почему вы меня постоянно спрашиваете о вещах, которых я не знаю? Достаточно, если он мне казался молодым и это было причиной, почему он мне казался привлекательным. Я не спрашиваю у людей их возраста и считаю это вообще неприличным.
К. - Он был литератором или художником?
У. - Нет.
К. - Был он образован?
У. - Образование не было его сильной стороной.
К. - Где теперь Паркер?
У. - Я не имею об этом понятия.
К. - Сколько денег давали вы Паркеру?
У. - Мне кажется, 4 или 5 фунтов.
К. - Почему?
У. - Потому что он был беден, а я нет, и я был к нему расположен. Разве есть более уважительная причина для того, чтобы дать кому-нибудь деньги?
К. - Где вы его в первый раз встретили?
У. - У Кеттнера, с Альфредом Тайлором. Его брат был также там. Мы вместе обедали. Это был день рождения Тайлора.
К. - Знали ли вы, что один был камердинером, другой - конюхом?
У. - Нет, но даже, если бы и это знал, мне бы это не помешало. Я плюю на всякое общественное положение и на всякие предрассудки.
К. - Какое же может вам доставить удовольствие - разговаривать с конюхами и кучерами?
У. - Удовольствие быть с теми, кто молод, весел, беззаботен и оригинален. Я не люблю старых людей.
К. - Но слуги принадлежат к необразованному классу.
У. - Они вовсе не имели манеры необразованных людей. Они рассказывали о состоятельном отце в Датчете, а Чарлей Паркер говорил, что хочет пойти на сцену.
К. - Вы сейчас же стали называть его Чарлей?
У. - Конечно.
К. - Обед был хорош?
У. - Я право не помню меню, но Кеттнер готовит недурно.
К. - Вы имели также лучшие его вина?
У. - Да.
К. - И все это для конюха и камердинера?
У. - Нет, для Г. Тайлора, которому я разрешил привести с собой кого он пожелает.
К. - Обед происходил в отдельной комнате?
У. - Да, в отдельной комнате.
К. - Доставили ли вы конюху и камердинеру также и духовные наслаждения?
У. - Они казались под сильным впечатлением.
К. - В течение обеда вы сблизились больше с Чарлеем, чем с его братом?
У. - Да, он мне больше понравился.
К. - Называл ли вас Чарльз Паркер Оскаром?
У. - Конечно, это мне очень нравится.
К. - Давали вы им достаточно шампанского?
У. - Столько, сколько им хотелось.
К. - Так что вы их не ограничивали?
У. - Какой порядочный человек ограничивает своих гостей в питье и еде.
Далее следуют некоторые замечания Г. Керзона, которые выпускаются из чувства приличия.
К. - Пошел ли после этого Паркер с вами в Савой-Отсль и пил ли он там виски с содой?
У. - Нет.
К. - Вы сами любите соду?
У. - С вашего позволения, да, люблю.
К. - Дали ли вы после обеда Паркеру два фунта?
У. - Нет, но позже, в декабре 1893 г.
К. - С октября 1893 г. - апреля 1894 г. вы занимали комнаты на улице Св. Якова?
У. - Да.
К. - Приходил туда Паркер к чаю?
У. - Да, пять или шесть раз.
К. - Что же ему было нужно?
У. - Видеть меня.
К. - Вы ему дарили что-нибудь?
У. - Да, к Рождеству серебряную папиросницу и 3 ф. ст., так как он был в нужде.
К. - Что же он делал за чаем?
У. - Ну, что может делать молодой человек за чаем курит свою папиросу, пьет чай и болтает...
К. - Что же было общего между вами и молодым человеком?
У. - Я уже сказал, что люблю молодых людей с беспечным характером. Социальных различий я не допускаю и уже один факт молодости представляется мне до того великолепным, что я охотнее предпочел бы проболтать полчаса с молодым человеком, чем подвергнуться в течение часа допросу суда. (Смех в публике).
К. - Вот как... Могу ли я это так понять, что юноша, которого вы бы нашли на улице, был бы для вас желательным собеседником?
У. - Я с удовольствием буду разговаривать даже с уличным "гаменом".
К. - И привели бы его в свою квартиру?
У. - Если бы он заинтересовал меня, то, конечно.
К. - Посещали ли вы Паркера в Камера-Сквере, где он жил?
У. - Нет.
К. - Часто ли вы его брали в рестораны и угощали в отдельных кабинетах?
У. - С собой я его брал часто, но в отдельных кабинетах мы не бывали, это я знаю наверно.
К. - Вы помните, что Паркер впоследствии переселился в Парк-Валк, 50?
У. - Об этом я ничего не знаю.
К. - Писали ли вы к Паркеру красивые письма?
У. - Насколько мне помнится - нет.
К. - Были ли вы однажды, в марте или апреле прошлого года, в половине первого ночи у Паркера, в Парк-Валке, 50?
У. - Нет.
К. - Когда вы его видели в последний раз?
У. - В феврале 1894 г. На Рождество 1893 г. я его взял с собой в Хрустальный Дворец. С тех пор, как я слышал, он поступил в армию.
К. - Но вы говорили, что узнали, что он был арестован вместе с Тайлором.
У. - Это я прочел в августе 1894 г. в газетах.
К. - Читали ли вы, что когда они были арестованы, они находились в обществе нескольких мужчин, переодетых в женское платье?
У. - Насколько мне помнится, к дому подъехало двое мужчин в женских платьях, они были арестованы на улице. Это были певцы из театра "Варьете". Я был очень расстроен этим происшествием, обращался письменно к Тайлору, но узнал, что полиция их тотчас же отпустила. С Тайлором я увиделся снова только в этом году, он был у меня в прошлый вторник.
К. - С каких пор вы знакомы с Аткинсом?
У. - С октября 1892 г. Он мне сказал, что участвует в Букмекерской фирме, но я у него не записывал пари. Ему было тогда 19 или 20 лет. Я встретил его на обеде у * [имя этого высокопоставленного лица не произносилось, а только писалось]. Там мы тоже называли друг друга по имени. В следующее воскресенье, я его увидел с вышеупомянутым господином, которому тогда было 23 - 24 года, в Кафе-Ройале, за завтраком. Позже они сели за мой стол и так, как я предполагал поехать на следующий день в Париж, для переговоров по изданию моей книги, то мы условились отправиться вместе. Я поехал 20 ноября с клубным поездом, заплатив за Аткинса, так как тот господин мог выехать только двумя днями позже. В Париже я получил от него истраченные деньги обратно. Частным секретарем Аткинс никогда не был. В Париже мы жили вместе в гостинице на бульваре Капуцинов, 29. Я нахожу многие вопросы, предлагаемые мне противной стороной, прямо детскими.
(На этом месте допрос сокращается).
К. - Вы не советовали Аткинсу завивать волосы?
У. - Нет, у него была эта мысль, но я сказал, что такая прическа неприлична. Я думаю так и теперь.
К. - Он завивал свои волосы?
У. - Я был бы очень недоволен, если бы он это сделал.
К. - Разве он не завивал свои волосы у Паскаля в Гранд-Отеле?
У. - Это мне неизвестно.
К. - Вы угощали его прекрасным обедом и большим количеством вина?
У. - Я никогда сам не ем иначе, но если вы хотите этим сказать, что я его опьянил, то я нахожу это пошлым.
К. - Ах нет, я этого не думаю. Дали ли вы после обеда Аткинсу соверен, чтобы идти.
У. - Да.
К. - Приехал ли вслед за вами тот другой господин, имя которого не было раскрыто?
У. - Он приехал в среду, а в субботу мы все вместе вернулись в Лондон.
К. - Просили ли вы Фреда, скоро после возвращения, прийти к вам на улицу Тайтстрит?
У. - Мне кажется, я просил другого господина, чтобы они вместе пришли, так как я лежал больной в постели.
К. - Вы находились с Аткинсом в переписке до нынешнего года?
У. - Я ему несколько раз писал и посылал два раза билеты на представления моих пьес.
К. - Где он живет теперь?
У. - На Оспабургской улице, 25.
К. - Вы были туда приглашены на чай?
У. - Да.
К. - Давали ли вы Аткинсу денег?
У. - Я дал ему 3 ф. и 5 шиллингов, чтобы купить его первый куплет для театра "Варьете". Он мне сказал, что сочинители таких песен никогда не берут меньше.
К. - Были вы знакомы с неким Эрнестом Скарфэ?
У. - Я с ним познакомился в 1893 г. через посредство Мр. Тайлора. Он был молодой человек приблизительно лет 20, но уже побывал в Австралии.
К. - Был ли он образован? Встречали вы его в обществе?
У. - Конечно, нет, но он был в моем обществе, что для меня гораздо важнее.
К. - Вы его также приглашали обедать?
У. - Конечно, только не сразу, когда его несколько неожиданно привел ко мне Тайлор, - но на следующий день у Кетнера.
К. - Давали ли вы ему денег?
У. - Нет, но я ему подарил портсигар - это моя привычка - и это был подарок к Рождеству. В последний раз виделся я с Скарфэ в феврале, когда он со мною обедал в Авондэль-Отеле.
К. - Когда вы познакомились с Сиднеем Мавором?
У. - В сентябре 1892 г. Я не знаю, где он теперь находится.
К. - Вы кажется имеете поставщика на Бондстрит, Торнгилля? Не покупали ли вы там для него портсигар стоимостью в 4 ф. 11 шиллингов, 6 пенсов?
У. - Весьма возможно.
К. - Но ведь вы были с ним знакомы всего только месяц?
У. - Это достаточно долгий срок для того, чтобы заинтересоваться кем-нибудь.
К - Приглашали ли вы его в Альбомарль-Отель?
У. - Да, он там ночевал.
К. - Когда это было?
У. - В октябре. Я как раз вернулся поздно вечером из Шотландии и должен был там переночевать. Он проводил меня с вокзала и, так как он жил в Нотинг-Хилле или Вест-Кенсингтоне, то я ему предложил остаться. Кроме того, для него было особенным удовольствием переночевать в шикарном отеле. Вечер мы проболтали, а утром встретились за завтраком. Мне это нравится - иметь кого-нибудь около себя.
К. - Вы заплатили за его комнату?
У. - Конечно.
К. - Знаете ли вы Вальтера Грангсра?
У. - Да, он был лакеем в одном доме на Гей-Стрит в Оксфорде, ему было 16 лет. Это была квартира Л. Дугласа, который часто там останавливался.
К. - Вы обедали с ним?
У. - Нет, он прислуживал за столом.
К. - Вы его целовали?
У. - Он был от природы очень некрасивый мальчик, потому-то я и имел к нему чувство жалости,
К. - Вы говорите это для того, чтобы подкрепить ваше утверждение, что вы его не целовали?
У. - Нет, этот вопрос слишком детский, - на него не стоит отвечать.
К. - Но почему вы тогда упомянули о том, что он некрасив?
У. - По этой самой причине. Если бы меня спросили, почему я не целую косяк двери, я бы ответил, потому, что это мне не нравится. После этого меня наверное стали бы спрашивать, почему мне не нравится дверные косяки...
К. - Так что это была ирония?
У. - Да, это был иронический ответ, вызванный вашими оскорбительными вопросами, которые расстраивают мне нервы.
После этого начинается вторичный допрос сэра Оскара Уайльда его адвокатом сэром Эдвардом Кларком.
Кларк. - Вот несколько писем Л. Куинсберри. Из этих писем вам стало известно нежелание последнего видеть продолжение знакомства сына его с вами?
У. - Да.
Кларк прочитывает письма. Первое написано Маркизом своему сыну - в нем он жалуется, что молодой человек не заботится о составлении себе положения в жизни. Ему не следует более иметь сношений с О. Уайльдом. В другом, он упрекает своего сына Альфреда в непочтении и грозит ему лишением содержания. Два письма, написанные в августе, выражают сожаление по поводу того, что Альфред все еще сносится с Уайльдом.
Кларк. - Считали вы себя в праве, после этих писем, игнорировать желание отца?
У. - Да, я считал себя в праве это делать.
Кларк спрашивает каким образом свидетель познакомился с Тайлором.
У. - Он был мне представлен в 1892 г. тем господином, имя которого было написано. Господин этот занимал высокое положение и пользовался хорошей репутацией. Я знал, что Тайлор потерял часть значительного наследства, но все еще участвовал в большом предприятии.
Кларк. - Имели вы когда-нибудь основание считать Тайлора опасной личностью?
У. - Никогда.
Кларк. - Как объяснил вам Тайлор свой арест?
У. - Он сказал, что это было на благотворительном концерте. Когда он приехал в тот дом, начались танцы и его попросили сыграть на рояле. Двое певцов из концертного заведения должны были петь в костюмах. Их еще не было, когда неожиданно появилась полиция и всех арестовала.
Арест этот произвел на меня впечатление величайшей противозаконности, тем более, что их тотчас же выпустили. На Тайлора не пало таким образом никакой тени.
Кларк. - Кто вам представил Шеллей?
У. - Господин И. Ланк, мой издатель.
Кларк. - Шеллей очень интересовался вашими произведениями и вы ему поэтому подарили экземпляр с посвящением?
У. - Да.
Кларк. - Г. Шеллсй обедал у вас на Тайтстрите и г-жа Уайльд присутствовала при этом?
У. - Да.
Кларк. - Был ли он во всех отношениях приличным человеком?
У. - Да, во всех отношениях.
Кларк читает несколько писем, в которых Шеллей просит денег, в виду скверного состояния своего здоровья и незначительного жалованья, получаемого им в одном из торговых домов Сити.
- Были между вами и Шеллей какие-нибудь другие отношения помимо отношений писателя к поклоннику его произведений?
У. - Никаких.
Кларк. - Что касается Альфонса Конвей, то вам было ли известно, что он был раньше разносчиком газет?
У. - Я не знал, что он в какой-либо форме имел соприкосновение с литературой.
Кларк. - Г-жа Уайльд видела Конвея в Вортинге?
У. - Она была с ним хорошо знакома. С тех пор, как я находился в Вортинге, я его больше не видал, но написал в ноябре письмо относительно его желания поступить на морскую службу.
Кларк. - Каким образом могло случиться, что вы, после оскорбительной сцены с Маркизом и письма его не предприняли тотчас же необходимых шагов?
У. - Вследствие того давления, которое было произведено на меня семейством Куинсберри и против которого я не мог устоять.
Кларк. - Имели вы в начале июля объяснение с членом парламента, выступившем от имени Куинсберри?
У. - Да, в следующую среду, после посещения Маркиза.
Г-н Керзон требует прочтения открытого письма, находящегося в руках Г-на Кларка.
"Маркизу Куинсберри".
"Так как Вы возвращаете мои письма нераспечатанными, то я принужден писать на открытом письме. Я объявляю Вам, что отношусь с абсолютным спокойствием к Вашим нелепым угрозам. После Ваших выходок в доме Оскара Уайльда, я нашел для себя удобным показываться с ним во многих ресторанах, напр. у Берклея, Виллиса, в Кафэ-Ройале и в других, - и я буду продолжать бывать там, с кем мне будет угодно. Я совершеннолетен и завишу от самого себя. Вы, по крайней мере, 12 раз отказывались от меня и самым жалким образом лишали средств. У Вас поэтому не имеется надо мною никаких прав ни юридических, ни нравственных. Если бы Оскар Уайльд стал Вас преследовать судебным порядком за нанесение публичных оскорблений, то Вам бы пришлось отсидеть 7 лет в тюрьме. Несмотря на все мое отвращение к Вам, я все же хотел бы избежать этого, ради интересов семьи, но если Вам вздумается на меня напасть, то я буду защищаться с заряженным револьвером в руках, который я всегда ношу при себе, и если я или он Вас убьем, то будем совершенно правы, так как мы оборонялись против насилия и опасного нападения, и, кроме того, мне кажется, не многие пожалели бы Вас, в случае Вашей смерти.
Альфред Дуглас.
После этого прочитывается переписка между адвокатами (защитниками) Г-на Оскара Уайльда и Лордом Куинсберри.
Гильтепур Чамберс, Гольберн Виадукт, Е. С. июля 11, 1894 г.
Господин Маркиз.
Господин Оскар Уайльд обратился к нам за советом по поводу некоторых писем, в которых Вы ему и Вашему сыну Лорду Альфреду Дугласу нанесли наказуемое по закону оскорбление. В этих письмах Вы упомянули о некоторых высокопоставленных лицах, а так как Г-н Уайльд не желал бы публичным разбирательством оскорбить их чувства, то он уполномочил нас предложить Вам случай и возможность отказаться от Ваших утверждений и инсинуаций и принести, по этому поводу, Ваши извинения. Если это тотчас же произойдет, то процесс можно будет избегнуть, если же нет, то нам не остается другого исхода, как посоветовать нашему клиенту выступить с обвинением.
Следуют два письма Маркиза.
Один из присяжных Уайльду: - Был ли издатель "Хамелеона" Вашим другом?
У. - Раньше я его не видал, познакомился только впоследствии. Афоризмы, которые я представил в его распоряжение, заключаются по большей части в той пьесе, которая теперь ставится в Геймаркетском Театре и никто не видел в этом ничего безнравственного.
Начинается речь Г-на Керзона.
- Мне не приходится отрицать что бы то ни было из того, что сделано или написано Маркизом Куинсберри. Все, что он совершил, совершенно обдумано, на его собственный риск, и при этом, с целью выяснить роль своего сына и спасти его. Присяжные уже теперь будут в состоянии рассудить, был ли Маркиз прав, когда он смотрел на знакомство своего сына с Оскаром Уайльдом как на нечто весьма для того опасное. Что же теперь в сущности установлено, относительно жизни Оскара Уайльда? Доказано, что он вращался с молодыми людьми, не имевшими с ним ничего общего ни по возрасту, ни по образованию; что он имел в качестве друзей людей с весьма скверной репутацией в Лондоне. Вам известно, что еще в прошлый вторник он виделся с Тайлором. Этот был правой рукой во всех его оргиях. Почему его не вызвали в качестве свидетеля? Почему не вызван тот господин, имя которого не называется? Потому, что он находится теперь заграницей. Если бы был приглашен главное лицо в деле, Тайлор, центр всего дела, то присяжные услышали бы больше о той неслыханной берлоге разврата, которую он поддерживал на Литтль-Колледж-стрите. Г-н Уайльд все время старался разыграть в отношении своих произведений художника и высоко образованного литератора. Какой контраст представляют в этом отношении его знакомства: Паркер, камердинер, Конвей, газетчик... Литературный характер Уайльда, "Хамелеон", в котором находящийся под его влиянием молодой Альфред Дуглас напечатал довольно подозрительное произведение, все это должно было подать отцу основательный повод к опасениям. То "красивое письмо", которое я считаю отвратительным, должно считаться соне¬том: почему же уничтожены другие "красивые письма" и как же они не обнародованы в качестве сонетов? Потому что они не попали в руки вымогателей... Сэр Эдвард Кларк сказал, что письмо украдено "человеком по имени Вуд". Да, но ведь это Фред, лучший друг Оскара Уайльда. Это была единственная возможность действовать, как это и сделал Лорд Куинсберри, иначе он не мог бы добиться гласности.
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2016—2024 "Оскар Уайльд"