Оскар Уайльд
На правах рекламы: • Купить гостиничные чеки в Нижнем Новгороде • Купить товарные чеки в Йошкар-Оле • Купить товарные чеки в Екатеринбурге • Купить кассовые чеки в Казани • Купить кассовые чеки в Сергиевом Посаде • люк канализационный полимерный купить по цене в Смоленске • Как правильно сидеть за рулем автомобиля • планкер . Каменный SPC ламинат PLANKER EXEED (1220*180*4) В каталоге "Каменный SPC ламинат PLANKER" вы можете выбрать и купить 42 позиций по цене от 1 590 руб. в Санкт-Петербурге. Для вашего удобства, каждому товару мы постарались прикрепить несколько фотографий и указали подробное описание и цену. |
Высказывания, афоризмы Оскара УайльдаМесто Христа — среди поэтов. Язык — не сын, а отец мысли. Стиль литератора — его подпись. Мое существование — это скандал. Маска говорит нам больше, чем лицо. Искусство скорее вуаль, чем зеркало. Слово нужно настраивать, как скрипку. Сделать дурака можно только из дурака. Я прилежно занимаюсь ничегонеделанием. Прирожденных лжецов и поэтов не бывает. В искусстве нет места для первого лица. Поэт может вынести все, кроме опечатки. Англию заставили стать великой империей. Его натура сложна, не будучи интересной. Он выглядел располневшим и очень женатым. Все годится в дело художнику, кроме идеи. Поэт не стареет; стареют только прозаики. Благотворение порождает множество грехов. Прогресс есть претворение Утопий в жизнь. Вы уверены, что пишете свое имя правильно? Ныне передо мною лежит только мое прошлое. И судьи порою вступают на путь исправления. Цель жизни — стать произведением искусства. Лишь современному суждено стать старомодным. Господи, огради меня от моих последователей! Бог и другие художники всегда немного темны. Боги иногда справедливы и всегда насмешливы. В Нью-Йорке можно пообедать, но нельзя жить. В литературе каждый должен убить своего отца. Картина — предмет исключительно декоративный. Раздевать — это роман, одевать — филантропия. Промышленность без искусства есть варварство. Их вожди обладают всей неопытностью старости. Сцена — прибежище для слишком очаровательных. Истина полностью и абсолютно создается стилем. Крикет? Там слишком уж неблагопристойные позы. Чего нет в творце, не может быть и в творении. Такие романы гораздо легче писать, чем читать. Только слабые натуры твердо отвергают соблазны. Люди слушают прежде всего то, что говорят сами. Святая земля повсюду, где существует Страдание. Искусство не выражает ничего, кроме самого себя. Делать стоит лишь то, что считается невозможным. Даже пророки правят корректуры своих прорицаний. Чем меньше наказаний, тем меньше и преступлений. Театр должен быть в руках просвещенного деспота. Мир создают певцы, и создают его для мечтателей. Все прекрасное принадлежит одной и той же эпохе. Сильная антипатия указывает на тайное притяжение. Не заключенные нуждаются в исправлении, а тюрьмы. В Париже можно загуляться, но нельзя заблудиться. Трудно не быть несправедливым к тому, что любишь. Это Италия, но без ее искусства. (о Сан-Франциско) Воды он в рот не берет — она ему ударяет в голову. Тщеславие помогает удачливому и вредит неудачнику. Скверные художники вечно восторгаются друг другом. Я бы назвал критику творчеством внутри творчества. Жажда знаний должна быть плодом долгих лет учения. Величие духа не относится к числу заразных недугов. Жизнь — это лучшая и единственная ученица Искусства. Журналисты — духовой оркестр для увеселения публики. В искусстве все имеет значение, кроме сюжета и темы. Главный недостаток американских девушек — их матери. Целью беседы должно быть развлечение, а не поучение. К географическим реалиям придется добавить и Утопию. Мне пора в клуб. Как раз в это время мы там засыпаем. Если бы он меньше знал, он, возможно, стал бы поэтом. Совершенная личность созвучна покою, а не бунтарству. Мередит — это Браунинг в прозе, да и Браунинг — тоже. Критика требует куда больше культуры, чем творчество. Цель искусства — не простая истина, а сложная красота. Я догадался, что это слуги, по их безупречным манерам. Будем жить, как спартанцы, но беседовать, как афиняне. Я никогда не сеял овес; но я посадил несколько орхидей. Мой почерк разваливается на куски — как и мой характер. Как большинство людей пера, он переоценивает силу меча. Деяние — последнее прибежище тех, кто не умеет мечтать. Искусство заимствует не из жизни, а из других искусств. Мы все готовы просить Господа, чтобы он исправил других. Тех, кто не забывает платить по счетам, забывают быстро. Совесть журналиста — элемент исключительно декоративный. Публика смотрит на трагика, но комик смотрит на публику. Ничто не способно навредить человеку, кроме него самого. Членам палаты общин сказать нечего, о чем они и говорят. Красота открывает нам все, поскольку не выражает ничего. Мы пишем так много, что у нас не остается времени думать. Дайте мне излишества, а необходимое оставьте кому хотите. Чем мы станем — решает наше призвание, а не наше хотение. Каждое тело наделено тенью, а каждая душа — скептицизмом. Демократия — это когда народ дубасит народ во имя народа. Сочинитель поэтической прозы редко бывает хорошим поэтом. Англичане обладают волшебным даром превращать вино в воду. Жизнь наконец стала для меня реальной не менее, чем мечты. Люди искусства имеют пол, но само искусство пола не имеет. Перо гораздо увесистее булыжника и сподручнее, чем кирпич. Хотите понять других — пристальнее смотрите в самого себя. Преступника общество нередко прощает, мечтателя — никогда. Я полагаюсь на то, что вы передадите мои слова неправильно. Тех, кто платит свои долги, непременно ожидает банкротство. На журналистском поприще верх всегда берут самые крикливые. Художественно описать тюрьму не легче, чем, скажем, нужник. Дежурное богословие давно переплавило свое золото в свинец. Национальная вражда сильнее всего там, где слабее культура. Тот, кто видит две стороны вопроса, не видит вообще ничего. Как большинство далеких от природы людей, он любил природу. Естественная жизнь — это, в сущности, жизнь бессознательная. Даже творя добро, не следует совсем уж терять чувство юмора. В светлый праздник Пасхи положено прощать всех своих друзей. Именно такую биографию Гамлета мог бы написать Гильденстерн. Католицизм — единственная религия, в которой следует умереть. (Перелицовка слогана «Пьянство — проклятие рабочего класса».) Жажда красоты есть не что иное, как высшая форма жажды жизни. Прощайте врагов ваших — это лучший способ вывести их из себя.
Биографии — еще одна основательная причина страшиться смерти. Истинной школой искусства является не Жизнь, а само Искусство. Мы слишком много созерцаем Природу и слишком мало живем в ней. Любите искусство ради него самого, и остальное приложится вам. Главное, без чего не обойтись журналисту, — это дурные манеры. Они искренни, но их искренность почти не отличишь от глупости. Так легко собирать факты и так трудно что-то построить из них. Чем более искусство подражает эпохе, тем менее передает ее дух. Не то беда, что поэт пьет, а то беда, что не все пьяницы поэты. Я знал людей, которых разорила привычка отвечать на все письма. Каждый достоин любви, кроме тех, кто считает себя достойным ее. Ни одна из ошибок не обходится нам так дешево, как пророчество. Большой поэт всегда непонятен, а маленького не стоит и понимать. Убедив другого в истинности какой-либо идеи, теряешь веру в нее. Англия никогда не оценит поэта по-настоящему, пока тот не умрет. Лучше все что угодно, чем остаться добродетельным и неизвестным. Любая попытка объяснить произведение искусства обесценивает его. Глупо говорить, что век чудес миновал. Он еще даже не начинался. Не то чтобы я любил поэтическую прозу — но я люблю прозу поэтов. Лилия и подсолнечник — два наиболее совершенных образца дизайна. Если раньше растягивали на дыбе, то теперь расплющивают прессой. Искренность в небольших дозах опасна, а в больших — смертоносна. Люди сделались настолько трудолюбивы, что стали совершенно тупы. Чтобы хоть отчасти понять самого себя, надо понять все о других. У Лонгфелло нет подражателей, поскольку у эха не может быть эха. Лондонские туманы не существовали, пока их не изобрело искусство. Лицо мужчины — его автобиография. Лицо женщины — ее роман о себе. До брака женщина ничего не должна знать, а после — и того меньше. Чудеса случаются непрестанно. Вот почему невозможно в них верить. Старые моды в литературе не столь милы, как старые моды в одежде. В Америке президент правит четыре года, а пресса — во веки веков. Мы во власти фанатиков, наихудший порок которых — их искренность. Творчество суживает пределы видения, созерцание же их раздвигает. Художники, как и боги, никогда не должны покидать свои пьедесталы. Боги наделили его даром вечной старости. (о критике Максе Бирбоме) В Англии только два сорта писателей — не читаемые и нечитабельные. Невежественная похвала или невежественная брань так оскорбительны! Будь вы мудры, вы бы знали, что жизни нас учит только неопытность. В целом мире нет такой тюрьмы, куда Любовь не смогла бы пробиться. Из Страдания создана Вселенная, а дети и звезды рождаются в муках. Художники, подобно греческим богам, открываются только друг другу. В разговоре следует касаться всего, не сосредоточиваясь ни на чем. Лучший способ сделать детей хорошими — это сделать их счастливыми. Природа — отнюдь не выпестовавшая нас мать. Она есть наше творение. Фундаментом литературной дружбы служит обмен отравленными бокалами. На меня повлияли все книги, которые я прочитал, и ни одна из газет. Если ты напился пьян, какая разница, красное вино ты пил или белое? Ужас смерти, который я здесь испытываю, меркнет перед ужасом жизни. Страдание — страшный огонь; он либо очищает, либо сжигает насмерть. Каждый получает наказание и по своим добрым, и по своим злым делам. Музыка есть тот вид искусства, в котором форма и содержание — одно. Лучший стиль тот, что кажется достигнутым без специальных стараний. Всего правдивее мы выражаем себя тогда, когда мы непоследовательны. Одна из величайших драм моей жизни — это смерть Люсьена дю Рюбампре. Америку много раз открывали до Колумба, но это всегда замалчивалось. Любой, даже самый ничтожный поступок, творит или разрушает характер. Утонченная праздность, а вовсе не труд, есть истинная цель человека. Сущность искусства хорошо одеваться — в идеальной гармонии элементов. Всякая чрезмерность, даже в самоотречении, влечет за собой наказание. Каждый из нас ищет секрет жизни. Так вот: секрет жизни — в искусстве. Самоотречение — не более чем средство задержать собственное развитие. Чтобы познать истину, необходимо вообразить себе мириады заблуждений. Дешевое чтиво требует лишь легковерия и вовсе не требует воображения. Последовательность — последнее прибежище людей, лишенных воображения. В жизни все либо слишком затягивается, либо обрывается слишком быстро. Самопожертвование — это остаток дикарского ритуала членовредительства. Каждый может творить историю, но лишь великие люди способны ее писать. Для подлинной интерпретации абсолютно необходима собственная личность. Если не хочется перечитывать книгу снова и снова, не стоит ее и читать. Жизнь подражает Искусству куда более, нежели Искусство подражает Жизни. Чудовищное заблуждение старых — что Жизнь есть Страсть, а не философия. Борьба со смертью — либо вульгарный фарс, либо отвратительная трагедия. Больше всего на свете я люблю, когда танцуют на пару Поэзия и Парадокс. Искусство есть математический результат душевной страсти к прекрасному. Когда ты действительно возжаждешь любви, ты увидишь: она уже ждет тебя. Совершенно неважно то, что о тебе говорят. Важно лишь, кто это говорит. Тем, кто пытается вести народ за собой, приходится следовать за толпой. Критик призван просвещать читателя; художник призван просвещать критика. Отныне я буду жить как бесславный св. Оскар Оксфордский, Поэт и Мученик. Только прекрасное питает Любовь. Но Ненависть может питаться чем попало. О красоте американец судит по массе, превосходство определяет размерами. Половина человечества не верит в Бога, а другая половина не верит в меня. Святость создается любовью. Святые — это те, кого особенно сильно любили. Были христиане и до Христа. К несчастью, после него христиан уже не было. Совесть должна слиться с инстинктом, если мы разовьемся достаточно тонко. Как легко обратить в свою веру других, и как трудно обратить самого себя. Наша подлинная жизнь очень часто ничуть не похожа на нашу реальную жизнь. Она смотрит на меня по-матерински — женщины подобного сорта крайне опасны. Обычная жестокость есть просто тупость. Это полное отсутствие воображения. Женщинам всегда можно довериться, потому что они не помнят ничего важного. Мой распорядок дня очень строг. Я всегда в кровати в четыре или пять утра. Действуя, человек уподобляется марионетке. Описывая, он становится поэтом. Только посредственности да старые девы жалуются на то, что их не понимают. Нет ничего более очевидного, чем ненависть, которую Природа питает к Мысли. Национальная школа в искусстве — это по большей части провинциальная школа. Во французский театр мы идем, чтобы слушать, в английский — чтобы смотреть. Никогда не покупай вещь, которая тебе не нужна, как бы дорого она ни стоила. Я должен неустанно твердить, как я велик, пока в это не уверует тупая толпа. Аплодисменты публики — единственное, что не дает заснуть во время спектакля. Молитва должна оставаться без ответа, иначе это уже не молитва, а переписка. Мысль, которую нельзя назвать опасной, вообще не заслуживает названия мысли. Те, кто сторонится битвы жизни, получают более тяжелые раны, чем сражающиеся. Всякое подражание чьей-либо нравственности, как и чьей-либо жизни, — порочно. Мораль совершенно вышла из моды, когда человечество научилось морализировать. Главное назначение природы, видимо, в том, чтобы иллюстрировать строки поэтов. Мужчины забывают; женщины прощают. Вот почему женщины гораздо менее умный пол. Преступные и малограмотные слои общества едва ли читают что-либо, кроме газет. Только любовью, или способностью любить, и отличается один человек от другого. Лучшие творения инженеров всегда изящны; линия силы и линия красоты совпадают. Не грешник, а глупец — вот наибольшее из наших зол. Нет греха, кроме глупости. Пути богам проторяет лишь тот, чьи суждения звучат гласом паломника в пустыне. Религии могут быть поглощены другими религиями, но не могут быть опровергнуты. Человек может поверить в невозможное, но никогда не поверит в неправдоподобное. Приговор обрушивается на тебя со всей жестокостью, когда ты выходишь из тюрьмы. Джентльмен — это человек, который никогда не оскорбит ближнего непреднамеренно. Ниагарский водопад — второе наибольшее разочарование для новобрачной в Америке. Нет нравственных или безнравственных мыслей. Есть лишь безнравственные чувства. Все великие личности рано или поздно обречены оказаться на уровне их биографов. Жизнь движется быстрее Реализма, однако Романтизм всегда остается впереди Жизни. Полигамия? Насколько поэтичнее иметь одного супруга или супругу и любить многих. Всему стоящему, чему я научился в жизни, я научился от людей моложе меня самого. В местах заключения единственное благотворное влияние — это влияние заключенных. Есть мало вещей, которые, как ноктюрны Шопена, могут повторяться, не повторяясь. Одеваться не по-людски — значит одеваться в согласии со вкусами своего ближнего. Истина никогда не зависит от фактов, отбирая и создавая их по своему усмотрению. В жизни подробности не имеют значения, но в искусстве подробности жизненно важны. Каждый способен лицедействовать. Большая часть англичан только этим и занимаются. В наше время каждый ревнует каждого, кроме, разумеется, своей жены и своего мужа. В истины веры верят не потому, что они разумны, а потому, что их часто повторяют. Он пишет на верхнем пределе своего голоса. Он так громок, что никто не слышит его. Брак — единственное, о чем все женщины думают одинаково, а все мужчины по-разному. Страданье — это одно нескончаемое мгновенье. Его нельзя разделить на времена года. Любой суд есть суд над чьей-либо жизнью, и любой приговор — это смертный приговор. Общество порождает мошенников, а образование делает некоторых из них умнее прочих. Многие школы начинаются с появления Учеников, а кончаются с пришествием Основателя. То, что называют неискренностью, — всего лишь способ раздвинуть границы нашего «Я». Говорить правду — мучительно. Быть вынужденным говорить ложь — гораздо мучительнее. Можно расхваливать добродетель бедных, но, по правде сказать, она достойна жалости. Чем больше публика интересуется художником, тем меньше она интересуется искусством. …Романы, настолько схожие с жизнью, что нет возможности поверить в их правдоподобие.
Перед лицом произведения искусства публика должна аплодировать, а журналист молчать. Критики должны перестать пророчествовать. Пришествие художника совершается в тишине. Религии освящают рождение народов, философии зачастую провожают их в последний путь. Лучше уж сотня противоестественных грехов, чем одна противоестественная добродетель. Пожалуй, мне следует дать рекламное объявление: «Приобрету нескольких новых друзей». Думать о себе не есть эгоизм. Тот, кто не думает о себе, вообще не способен мыслить. Костюм — едва ли не самый важный символ нравов, обычаев и образа жизни каждого века. Отыскать свой путь человечество сумело лишь потому, что никогда не знало, куда идет. Сегодня у каждого великого человека есть ученики, а его биографию обычно пишет Иуда. Актер — вот критик драмы. Музыкальный критик — это певец, или скрипач, или флейтист. Он настолько красноречив, что все, чего бы он ни коснулся, становится недостоверным. Воинствующий моралист — это гедонист на покое, или, во всяком случае, должен им быть. По-настоящему важно не то, ругают тебя или хвалят; важно лишь, понимают тебя или нет. Журналист всегда напоминает публике о существовании художника — а это уже неприлично. Тот, кто живет в современной России, может самовыразиться до конца только через боль. Слово «полезный» — почти всегда последнее прибежище людей, не приобщенных к культуре. Снисходительность публики достойна удивления. Она все готова простить, кроме таланта. Он не произнес ни единого слова. Он знал, что тот, кто скажет хоть слово, теряет веру. В тюрьме я изучал немецкий. Это, пожалуй, самое подходящее место для подобных занятий. Культ героев в Америке развит необычайно, а герои всегда выбираются среди уголовников. Во всяком первом романе писателя главный герой — это сам автор, как Христос или Фауст. В Америке молодежь всегда готова поделиться со старшими своей богатейшей неопытностью. Она может с блеском говорить о любом предмете при условии, если ничего о нем не знает. Истина мстит тем, кто ею пренебрегает, но часто безжалостна к тем, кто ей поклоняется. Где нет преувеличений в суждениях, там нет любви, а где нет любви — там нет понимания. По-видимому, существует какая-то странная связь между благочестием и скверными рифмами. Жить надо так, словно смерти не существует. Умирать надо так, словно ты и не жил вовсе. Чтобы завершить свое образование, женщине обычно требуется десять лет жизни с мужчиной. Единственные школы [в искусстве], которые стоило бы основывать, это школы без учеников. В каждый момент своей жизни человек есть то, чем он станет, а не только то, чем он был. Всякое искусство есть чистое искусство, и всякое искусство есть декоративное искусство. Мы любим лишь тех, кто может предать нас. Мы любим лишь тех, кто предает нас целованием. Бесполезная вещь непременно должна быть красивой — иначе ее существование лишено смысла. Изменить свою жизнь невозможно: мы просто все время блуждаем по кругу внутри своего «Я». Питать симпатии к обездоленным куда как просто. Питать симпатии к мысли намного труднее. Я правил свое стихотворение полдня и вычеркнул одну запятую. Вечером я поставил ее опять. Невиновные страдают всегда, это их ремесло. К тому же мы все невиновны, пока не попались. Вы замечали, как раздражительны становятся свиньи, если не разбрасывать перед ними бисер? Футбол — отличная игра для грубых девчонок, но деликатным мальчикам она едва ли подходит. Дни следует проводить, говоря нечто невероятное, а вечера — вытворяя нечто невообразимое. Пророческий дар — достояние тех, кто понятия не имеет, что случится завтра с ними самими. Истинный художник тот, кто всецело верит в себя потому, что всецело является самим собой. Сделать человека социалистом — это ничто, но сделать социализм человечным — великое дело. Смех — древнейшая реакция на вызовы жизни, и сохранилась она лишь у художников и бандитов. Искусство — наш духовный протест, наша галантная попытка указать природе ее истинное место. Истинный драматург показывает нам жизнь средствами искусства, а не искусство в форме жизни. Америка до сих пор не может простить Европе того, что Европа была открыта несколько раньше. У красоты смыслов столько же, сколько у человека настроений. Красота — это символ символов. В каждом англичанине есть что-то от школьника; в этом-то и заключается их привлекательность. Мода — настолько невыносимая разновидность уродства, что приходится менять ее каждые полгода. Моцион? Единственный моцион, который я признаю, — не прохаживаться, а перекидываться словами. Отрада Любви, подобно отраде ума, — чувствовать, что она жива. Цель Любви — любить, и только. Сочувствие страданию — это радость прокаженного, которому на улице попался другой прокаженный. Пафос не трогает душу художника. Но Красота — настоящая Красота — наполняет его глаза слезами. Я никогда не бываю дома после полудня, если только со мной не случается острый приступ нищеты. Христос умер не для того, чтобы спасти людей, а для того, чтобы научить их спасать друг друга. Способность жить — самое редкое, что бывает на свете. Большинство из нас существуют, и только. Моральные принципы неизменно оказываются последним прибежищем людей, лишенных чувства красоты. Художественный вкус нации должен выражаться в ее одежде ничуть не менее, чем в ее архитектуре. Концепция «искусства для искусства» подразумевает не конечную цель, а лишь формулу творчества. Дешевые издания великих книг всегда кстати, но дешевые версии великих людей достойны презрения. Вещи бывают либо красивыми, либо уродливыми, и более полезной всегда будет более красивая вещь. Высокая Критика — это хроника жизни собственной души. Это единственная подлинная автобиография. Учить искусству надо не в Академии. Художника создает то, что он видит, а не то, что он слышит. Похвала питает во мне смирение, но когда меня осыпают бранью, я знаю, что прикоснулся к звездам. Сражаться с обычным интервьюером все равно что сражаться со смертью — скорее фарс, чем трагедия. Твердая рука — напрасное заклинание тех, кто не понимает, насколько сложно искусство управления. Христос был не только величайшим из всех индивидуалистов, но и первым индивидуалистом в истории. Только ведущий аукциона способен одинаково и беспристрастно восхищаться всеми школами искусства. Тот, кто по скудости воображения подыскивает доводы в пользу лжи, мог бы уж сразу сказать правду. Только путем непрерывного созерцания собственного совершенства можно надеяться стать совершенным. Я пожертвую достоверностью ради удачной фразы и готов поступиться истиной ради хорошего афоризма. Сентиментальный человек — это тот, кто хочет позволить себе роскошь чувствовать, не платя за это. Возможно более точное описание того, что никогда не случилось, — вот истинное призвание историка. Как много потеряли писатели, оттого что принялись писать. Нужно, чтобы они вновь начали говорить. Художнику совершенно не интересно видеть свою публику. Публике крайне интересно видеть художника. Быть может, мы, люди нынешнего века, слишком альтруистичны, чтобы быть по-настоящему артистичными. То, чего мы не знаем о Шекспире, в высшей степени увлекательно и могло бы заполнить собой фолиант. Искусство создает великие архетипы, по отношению к которым все сущее есть лишь незавершенная копия. Наш век возвел в культ полезность, а между тем нет ни одной вещи, которой мы умели бы пользоваться. Не следует слишком строго судить об английских романах: это всего лишь досуг умственно безработных. Я видел только одного отдыхающего американца, и это была деревянная фигура у дверей табачной лавки. Самое лучшее, что можно сказать о современном искусстве, — что оно чуть менее вульгарно, чем жизнь. Если бы в наши дни воскрес древний грек, то его чаще можно было бы встретить в цирке, чем в театре. …Художники-академики, чью полную неспособность к живописи мы можем ежегодно видеть в мае за шиллинг. Там, где необходимое дешевле излишнего, общество деградирует. Хлеб всегда должен быть дороже цветов. Тот, кто слишком вглядывается в свое прошлое, заслуживает того, чтобы остаться без всякого будущего. Цель искусства — переживание во имя переживания, тогда как цель жизни — переживание во имя действия. Ни один великий художник не видит вещи такими, каковы они есть. Иначе он перестал бы быть художником. В жизни нет ничего сложного. Это мы сложны. Жизнь — простая штука, и в ней чем проще, тем правильнее. Когда думаешь, сколько вреда принесла эта книга [Библия], теряешь надежду создать что-либо равное ей. Ваше приглашение я вынужден отклонить ввиду другого обязательства, которым я не замедлю связать себя. Об импрессионистах: Прозреть слепых они не заставили, но хотя бы заметно выправили зрение близоруких. Верить можно только тем портретам, на которых почти не видно модели, зато очень хорошо виден художник. В наши дни люди, за малыми исключениями, обречены жить по средствам, и это — роковое знамение времени. Люди очень любят делиться тем, что самим им не нужно, поэтому благотворительность крепнет и процветает. Сотвори себя. Стань сам своим стихотворением. (В разговоре с американским поэтом Винсентом О’Салливаном) Порою мне кажется, что жизнь художника есть долгое и прекрасное самоубийство, и я не жалею, что это так. Нередко приходится слышать, что Америка — страна пока еще нецивилизованная. Нет, она — страна одичавшая. Эгоизм не в том, что человек живет как хочет, а в том, что он заставляет других жить по своим принципам. Общественное мнение есть попытка организовать невежество общества и возвести его в ранг физической силы. Современный мистицизм — это способ поделиться бесполезными сведениями в абсолютно невразумительной форме. Когда искусство станет разнообразнее, природа, без сомнения, тоже сделается не столь докучливо однородной. Популярность — это лавровый венок, которым мир награждает плохое искусство. Все популярное заведомо ложно. Деспотия — это несправедливость ко всем, включая самого деспота, который, возможно, достоин лучшей участи. Для художника женитьба на своей натурщице столь же гибельна, как для гурмана — женитьба на своей поварихе. Случается, что рассказ утрачивает всякое правдоподобие, оттого что его стремятся сделать излишне правдивым. По сердечному влечению я француз, по крови ирландец, а английский обрекает меня говорить на языке Шекспира. Лишь один класс думает о деньгах больше, чем богатые, — это бедные. Бедные ни о чем другом думать не могут. Гуманизм многим обязан безнравственности пап. Зато праведность папства в неоплатном долгу перед гуманизмом. Существуют два способа не любить искусство. Первый — просто его не любить. Второй — любить его рационально. Пессимизм изобрел Гамлет. Весь мир сделался печален оттого, что некогда печаль изведал сценический персонаж. Многое можно было бы сказать в пользу чтения романов с конца: последняя страница обычно самая увлекательная.
Прошлое, настоящее и будущее — всего лишь мгновение в глазах Бога, и мы должны стараться жить у него на виду. Если природа — это материя, стремящаяся стать душой, то искусство — это душа, выражающая себя в материальном. Цель искусства не в том, чтобы развлекать публику или заставить ее страдать. Цель искусства — быть искусством. Нынешние журналисты всегда с глазу на глаз просят у человека прощения за то, что сказали о нем во всеуслышание. Каждый может написать трехтомный роман. Все, что для этого нужно, — совершенно не знать ни жизни, ни литературы. Художник может творить страсть. Но только сентиментальные особы могут жить повторениями одного и того же чувства. Глупцы уверяют, что ради острого словца мы пожертвуем кем угодно. Да нет — жертвы сами с охотой идут на заклание. Труд человека должен быть в радость ему. Сделайте его художником, сделайте его дизайнером, и вы этого достигнете. Если королева Виктория ко всем своим заключенным относится так же, как ко мне, она не заслуживает иметь их вовсе. Безнравственные папы любили Красоту почти столь же страстно, сколь страстно ненавидели Мысль добродетельные папы. В Англии мы имеем замечательную поэзию, потому что публика ее не читает, а следовательно, никак на нее не влияет. Найди слова для своей печали, и она тебе станет мила. Найди слова для своей радости, и она возрастет многократно. Что есть Истина? Если дело идет о религии, это не более чем известное мнение, которое сумело продолжаться веками. Католическая церковь хороша для святых и для грешников. Для людей респектабельных существует англиканская церковь. Человек сентиментальный в глубине души всегда циник; сентиментальность — всего лишь цинизм на воскресной прогулке. Альтруист все время пытается быть кем-то другим — то есть лишает себя единственного оправдания собственного бытия. Почитайте-ка Бальзака как следует, и наши живущие ныне друзья окажутся просто тенями, наши знакомые — тенями теней. Тех, кто мне нравится, я всегда называю их христианскими именами. Ну, а тех, кто не нравится, я называю по-другому. Что бы то ни было — вера или неверие, это не должно прийти ко мне извне. Символы своей веры я должен сотворить сам. Я научился сочувствовать страданию. Теперь для меня страдание — вещь священная; оно освящает тех, кто его претерпел. Самое трудное — научить начальников тюрем человечности, надзирателей — цивилизованности, капелланов — учению Христа. Лишь по той причине, что человек сам ничего не может создать, он может сделаться достойным судьей созданного другим. Страдание для нас [заключенных] — способ существования, потому что это единственный способ осознать, что мы еще живы. Две картины не должны висеть рядом — они либо убьют друг дружку, либо одна из них совершит эстетическое самоубийство. Есть два способа непонимания поэзии. Первый — просто не понимать ее, а второй — превозносить ее за то, чего в ней нет. Все решительно неспособные учиться чему бы то ни было взялись поучать — вот чем увенчалась наша страсть к образованию. И марионеткам ведомы страсти. Они меняют сюжет представления и его предначертанный ход по своей прихоти и на свой лад.
Не говорите мне о страданиях бедняков. Они неизбежны. Говорите о страданиях гениев, и я буду плакать кровавыми слезами. Мы очень весело провели время за обычным вином — в конце концов, самое прекрасное опьянение — это опьянение разговором. Тот, для кого настоящее время — единственное, что по-настоящему существует, ничего не знает о времени, в котором живет. Американец — это Дон Кихот здравого смысла, ибо практичен до такой степени, что совершенно оторван от действительности. Для тех, кто непричастен к искусству, чья жизнь сводится к грубой реальности, боль — единственные врата к совершенству. Сочувствовать страданиям друга способен каждый, но лишь натура поистине утонченная способна сочувствовать успеху друга. Человек есть разумное животное, которое выходит из себя всякий раз, когда следует действовать согласно велениям разума. Свое право на существование журналистика доказывает при помощи великого дарвиновского закона выживания наиболее пошлых. Только не торопитесь соглашаться со мной. Когда со мною соглашаются, у меня всегда такое чувство, что я где-то напутал. Мужское начало совершенно феминизировалось. В наши дни им обладают лишь женщины, а между тем оно — условие совершенства. В доступности развода заключено хотя бы то достоинство, что это привносит в брачный союз элемент романтической зыбкости. Нередко приходится слышать, что сила — не аргумент. Это, однако, всецело зависит от того, что именно требуется доказать. Публика, ненасытная в своем любопытстве, интересуется всем на свете, за исключением того, что действительно стоит знать. Искусство ни в коем случае не должно стараться быть популярным. Это публика должна стараться воспитать в себе артистизм. В искусстве не существует универсальной правды. Правда в искусстве — это Правда, противоположность которой тоже истинна. В книжках общедоступных серий принято излагать общедоступные взгляды, и дешевая критика извинительна в дешевых изданиях. Нужно иметь каменное сердце, чтобы, читая о смерти маленькой Нелл, не рассмеяться. (О романе Диккенса «Лавка древностей») Женщины выходят замуж ради спокойной жизни и берут любовников ради бурных страстей. И тут и там их ожидает разочарование. Можно восхищаться чужим языком, даже если не можешь свободно говорить на нем, как можно любить женщину, почти не зная ее. Мы обязаны им [древним грекам] всем, за исключением сонета и американской журналистики, которую просто не с чем сравнить. Единственная форма вымысла, в которой реальные характеры не кажутся неуместными, это история. В романе они отвратительны. Молитва — это комплимент, своего рода духовная вежливость, которая, как можно надеяться, будет оценена в надлежащем месте. Смирение — удел лицемеров, скромность — удел неспособных. Амбициозность — одновременно обязанность и привилегия художника. Фортепьяно — предмет весьма меланхолического свойства, и по форме оно скорее напоминает похоронную тару, чем что-либо еще. Английская публика, вообще говоря, не интересуется произведением искусства до тех пор, пока его не объявят безнравственным. Стиль старомоден, но тон очень мил, а сюжет романтичен; в общем, это одна из тех книг, которые дарят родителям к Рождеству. Публика использует национальных классиков как средство помешать прогрессу Искусства. Она низводит классиков до авторитетов. Единственное, что утешает человека в тех глупостях, которые он совершает, — это то, что он всегда ставит их себе в заслугу. Худшие произведения всегда пишутся с самыми лучшими намерениями, и наиболее банальны мы тогда, когда принимаем себя всерьез. Нигилист, этот удивительный мученик без веры, есть чисто литературный продукт. Он выдуман Тургеневым и завершен Достоевским. Интеллектуальный застой британцев как нации — доказательство пагубного влияния постоянных доходов на способность к мышлению. Единственная форма лжи, свободная от каких-либо упреков, есть Ложь ради себя самой, а высшее ее выражение — Ложь в Искусстве. Вообще-то я не люблю игр на открытом воздухе. За исключением домино. Я сыграл несколько партий в кафе на парижских бульварах. В успехе всегда есть нечто вульгарное. Самые великие люди терпят катастрофу — во всяком случае, так представляется остальным. Удовольствие — это то, что мы получаем от других, долг — это то, чего мы от них ожидаем, а гений — то, в чем мы им отказываем. Совершенно верно. Если бы они существовали, я бы не написал о них ни слова. Задача художника — не репортерствовать, а творить. Сложные натуры половину своих сил тратят на то, чтобы понять себя. Не удивительно, что они всегда в угнетенном состоянии духа. Хуже Несправедливости лишь одно — Справедливость, из чьих рук вынули меч. Когда Правда не есть к тому же и Сила, она есть Зло. Моральный инстинкт можно довести до такой степени совершенства, что он начнет заявлять о себе даже там, где он вовсе не нужен. Сказать художнику, что Природу надо брать как она есть, — то же самое, что сказать пианисту, что он должен усесться на клавиши. Задача актера — преобразовать собственную, случайную и несущественную личность в реальную и значимую личность своего персонажа. «Познай самого себя!» — было начертано на вратах античного мира. На вратах грядущего должно быть начертано: «Будь самим собой!» Вы и представить не можете, сколько есть на свете людей, которые не делают ровно ничего и не терпят, чтобы их от этого отрывали. Все на свете, чтобы стать истиной, должно сделаться религией. Агностицизм имеет право на собственные обряды не меньше, чем вера. В зеркале мы видим лишь отражение наших скорбей. Но Искусство не зеркало, а кристалл. Оно творит свои собственные формы и образы. Об Эйфелевой башне Уайльд говорил: В сущности, любое содружество, будь то брак или дружба, есть непрекращающаяся беседа, а беседа невозможна без общности интересов. Люди обеспеченные, взятые в целом, лучше, чем обездоленные, — они более нравственны, более способны к мышлению, строже воспитаны. Общество несравненно более дичает от систематически применяемых карательных мер, нежели от эпизодически совершаемых преступлений. Техника — это на самом деле личность художника. Вот почему мастер и не способен ей обучить, а подмастерье не в силах ее перенять. Церковники иногда называют Страдание таинством. Нет, оно — откровение: ты словно бы прозреваешь и видишь то, чего прежде не видел. Музыка творит для нас прошлое, которого мы прежде не знали, и наполняет душу печалями, которые прежде оставляли наши глаза сухими. Скажи мне: когда вы вдвоем, снимает ли он свое лицо, открывая свою маску? (В разговоре с Адой Леверсон, об актере Максе Бирбоме-Три) Единственное, что достоверно известно о природе человека, — что она меняется. Изменчивость — ее единственное предсказуемое свойство. Человек менее всего оказывается самим собой, говоря о собственной персоне. Позвольте ему надеть маску, и вы услышите от него истину. Не принимать всерьез ничего серьезного, а ко всему несерьезному относиться крайне серьезно, — вот единственно верная философия жизни. Тот, кто, казалось бы, дальше всего отстоит от своей эпохи, выражает ее лучше всего: он очищает ее от всего случайного и преходящего.
Нам нужны непрактичные люди, умеющие заглянуть за пределы наличествующего и поразмыслить над тем, что не ограничено сегодняшним днем. Теперешний журналист — это человек, донимающий публику подробными отчетами о том, как именно он нарушает нормы в своей частной жизни. Прискорбно видеть театрального критика, перевирающего Шекспира: мы всегда полагали, что эта привилегия принадлежит лишь нашим актерам. Хороший цирк — это оазис эллинизма в мире, где читают слишком много, чтобы быть мудрыми, и думают слишком много, чтобы быть красивыми. Мало хорошего быть пуританином, педантом или проповедником. А сочетание всех этих качеств стоит худших эксцессов Французской революции. Только у людей действия больше иллюзий, чем у мечтателей. Они не представляют себе ни почему они что-то делают, ни что из этого выйдет. Негоже уподобляться Нарциссу, склонившись над фотографией; даже воде нельзя доверять; глаза любящего — вот единственно надежное зеркало. Подобно многим — а пожалуй, и всем, — кто поместил свое Небо на этой земле, я нашел здесь не только всю красоту Рая, но и все ужасы Ада. Мечтатель — это тот, кто находит свою тропу только при лунном свете, а наказание его в том, что он видит рассвет раньше, чем все другие. Патология стремительно становится основой сенсационного чтива. В искусстве, как и в политике, великое будущее открывается перед монстрами. Люди, принадлежащие к хорошему обществу, интересны лишь масками, которые каждый из них носит, а отнюдь не тем, что за этими масками скрыто. Если в тюрьме выпадает день, когда нет слез, — то это не значит, что у человека легко на сердце, — это значит, что сердце его ожесточилось. Время от времени Англия замечает, что одна из ее ран кровоточит через грязную тряпку, и начинает вопить, призывая на помощь нонконформистов. Современные мемуары обыкновенно пишутся людьми, либо совершенно утратившими память, либо не совершившими ничего, о чем стоило бы вспоминать. Трагических эффектов можно достичь, привнося комическое. Смех в зале не устраняет чувства ужаса, но, давая отдушину, помогает ему углубиться. Подобно незабвенному св. Франциску Ассизкому, я обручился с Бедностью, однако в моем случае брак оказался неудачным: я свою Суженую ненавижу. Вся скверная поэзия порождена искренним чувством. Быть естественным — значит быть очевидным, а быть очевидным — значит быть нехудожественным. Самое страшное не то, что тюремная жизнь разбивает сердце — сердца создаются, чтобы быть разбитыми, — но то, что она обращает сердце в камень. Расходиться во мнениях с тремя четвертями британской публики относительно чего бы то ни было — один из главных признаков умственного здоровья.
Историки древности преподносят нам восхитительный вымысел в форме фактов; современный романист преподносит нам скучные факты под видом вымысла. Человек может поклоняться лишь тому, что стоит ниже него. В этом — интеллектуальная слабость всех космогоний и эмоциональная сила всех религий. Если человек нуждается в пышном надгробии, чтобы память о нем не исчезла в его отечестве, значит, жизнь его была деянием, абсолютно избыточным. Я знаю, как весело бывает подобрать какую-либо кличку и носить, как розу в петлице. Именно так обретали названия все крупные школы в искусстве. Ничегонеделанье — самое трудное в мире занятие, самое трудное и самое духовное. К этому вела святых и мистиков средневековья их жажда святости. Мы, ирландцы, слишком поэтичный народ, чтобы быть поэтами, мы — нация блестящих неудачников; но после эллинов мы — величайшие мастера разговора. Я скорее уж умер бы за то, во что я не верю, чем за то, что считаю истиной. Я взошел бы на костер ради ощущения и оставался бы скептиком до конца! Фундамент всякой цивилизации — неограниченный кредит. Империи рушатся лишь тогда, когда они начинают платить по счетам: тут-то и являются варвары. В пародии нужны легкость, воображение и, как ни странно, любовь к пародируемому поэту. Его могут пародировать только его ученики — и никто больше. Только люди, лишенные воображения, вечно изобретают. Подлинный художник познается по способности использовать заимствованное, а заимствует он всё. На жизнь следует смотреть исключительно глазами художника. Кавалеры и пуритане интересны лишь своими костюмами, а не взглядами на религию и мораль. Большинство из нас — это не мы, а какие-то другие люди. Наши мысли — это чужие суждения, наши жизни — подражание, наши страсти — всего лишь цитата. Многое можно сказать в защиту современной журналистики. Предоставляя голос необразованным, она дает нам понятие о градусе общественного невежества. Ханжа — преинтересный предмет для психологов, и хотя из всех видов позерства моральное всего отвратительнее, умение встать в позу уже чего-то стоит. Он демонстрирует искренность во всех ее формах, кроме искренности художника, — изъян, который он разделяет с большинством наших популярных писателей. Отвратительная, нездоровая привычка говорить правду, проверять на истинность все, что слышишь, без колебаний возражать людям, которые намного моложе. Персонажи нужны в романе не для того, чтобы увидели людей, каковы они есть, а для того, чтобы познакомиться с автором, не похожим ни на кого другого. Одно-единственное прикосновение Природы позволяет ощутить родство со всем мирозданием, но ее второе прикосновение губит любое произведение Искусства. Театральная сцена для пьесы — не более чем рамка для картины, и «сценичность» пьесы не говорит ровно ничего о ее ценности как произведения искусства. Я по-прежнему верю, что Бог сотворил для каждого человека его собственный мир, и каждый должен стараться жить в этом мире — мире, который внутри нас. Искусство ни в коем случае не воспроизводит свой век. Великая ошибка всех историков заключается в том, что они по искусству эпохи судят о самой эпохе. Прекрасно лишь то, что не имеет к нам касательства. Гекуба нам ничто, и как раз поэтому ее горести составляют столь благодарный материал для трагедии. Мне нравятся женщины, в которых чувствуется мужское начало. Женщины стали такими мужественными, что мужское начало в мужчинах уже кажется женственным. Рад, что вы отдыхаете на лоне природы. Природа — глупое место для поисков вдохновения, но восхитительное — для того, чтобы забыть о всяком вдохновении. Уверяю вас, что пишущая машинка, если на ней играют с чувством, надоедает ничуть не более, чем пианино, за которым сидит сестра или кто-то еще из родни. Поняв на примере матери, что американки не умеют стариться красиво, американская девушка предпочитает совсем этого не делать, и часто здесь преуспевает. После Шопена у меня такое чувство, как будто я только что рыдал над ошибками и грехами, в которых неповинен, и трагедиями, не имеющими ко мне отношения. Отличаемся мы друг от друга сущими пустяками: костюмами, манерами, интонациями, религиозными верованиями, наружностью, привычками и прочим в том же роде. Подлинный художник не может быть беспристрастным; мастера эпохи Возрождения уничтожали готические здания, а готические строители рушили кладку норманнов. Никогда от начала времен не было ни золотой эры художества, ни художественно одаренного народа. Художник всегда был и всегда будет редчайшим исключением.
Мне действительно следует стать католиком — хотя, боюсь, если я предстану перед Его Святейшеством с цветущим жезлом в руке, он вдруг превратится в зонтик. Позу изобрели посредственные портретисты, и первым из людей, кто принялся позировать, стал биржевой маклер, который с тех пор так и позирует не переставая. Конечно, большое удобство — разговаривать с человеком, который живет на другом конце земли, но все-таки главное — что именно двое могут сказать друг другу. Унизительно сознавать, что все мы вылеплены из одного теста, но куда же от этого деться? В Фальстафе есть нечто от Гамлета, а в Гамлете немало от Фальстафа. Американец сумел превратить страну свою в рай для женщин. Тут, возможно, и кроется причина, отчего американки, подобно Еве, так стремятся прочь из этого рая. До тех пор пока в войне видят зло, она всегда будет обладать известной привлекательностью. Когда в ней научатся видеть вульгарность, она не привлечет никого. Глупых американцев в природе не существует. В Америке дураку хода нет. Даже от чистильщика сапог американцы требуют сообразительности, и в этом они преуспели. Искусство движется вперед исключительно по им самим проложенному маршруту. Оно не является выражением никакого века. Напротив, сам век есть выражение искусства. Ничто так не изобличает все благородство человеческой натуры, как явное безразличие человека к любой системе наказаний и поощрений, будь то на земле или на небе. Чарлз Лэм говорит, что для него всегда сомнительны достоинства стихов, пока они не напечатаны; по его замечательному суждению, «все вопросы снимает типографщик». Огромное преимущество Франции над Англией заключается в том, что во Франции каждый буржуа хочет быть артистом, тогда как в Англии каждый артист хочет быть буржуа. Истинны в жизни человека не его дела, а легенды, которые его окружают. Не следует разрушать легенд. Сквозь них мы можем смутно разглядеть подлинное лицо человека. Только посредственность совершенствуется, продвигаясь вперед. Настоящий художник вращается в круге шедевров, первый из которых не более совершенен, чем последний. Прискорбно видеть, как часть нашего общества влачит, по существу, рабское существование, однако полагать, что проблему решит порабощение всего общества, — абсурд.
Тот, кто озабочен просвещением других, никак не выберет времени для собственного просвещения. Истинным идеалом для человека является рост его собственной культуры. Издатель никогда не должен выражать свое мнение о ценности того, что он издает. Издатель — это просто полезный посредник. Не его дело предвосхищать вердикт критики. Жизнь удручающе бесформенна. Она подстраивает свои катастрофы не тем людям и не теми способами. Ее комедиям присущ гротескный ужас, а ее трагедии разрешаются фарсом. В Лондоне жизнь очень опасна: по ночам рыщут судебные приставы с исполнительными листами, под утро жутко ревут кредиторы, а адвокаты болеют бешенством и кусают людей. В Америке молодые люди не жалеют сил для воспитания своих родителей, стараясь, чтобы те, хоть на старости лет, получили необходимые представления о современной жизни. Для всякого, кто знаком с историей, непослушание есть первородная добродетель человека. Прогресс совершался только благодаря непослушанию — непослушанию и бунтарству. Эстетика выше этики. Она принадлежит сфере более высокой духовности. В становлении личности даже обретенное ею чувство цвета важнее обретенного понимания добра и зла. Я читал Алфреду [Дугласу] отрывки из его собственной жизни. Для него они оказались сюрпризом. Каждый должен вести чей-либо чужой дневник; надеюсь, ты будешь вести мой. Картина сообщает и проповедует нам не более, чем дивный кусок венецианского стекла или голубой изразец со стены Дамаска: это всего лишь прекрасно окрашенная поверхность. Я более чем когда-либо не согласен с Карлейлем в вопросе о связи между Душой и одеждой. Дырка в брюках способна довести нас до меланхолии поистине гамлетовских масштабов. Способность мыслить — самое нездоровое, что только есть на свете; от нее умирают точно так же, как от прочих недугов. К счастью, в Англии эта болезнь совершенно незаразна. Литература не может адекватно выразить жизнь. Но произведение искусства вполне адекватно выражает Искусство, а больше ничего и не надо. Жизнь — это только мотив орнамента. Каждую американскую невесту привозят сюда, и зрелище громадного водопада, должно быть, одно из первых, если не самое сильное, разочарование в супружеской жизни американки. Если мнение приводит к абсурду, оно, несомненно, ошибочно; но мнение, ведущее к опасным последствиям, вовсе не обязательно абсурдно. Человечество же считало ровно наоборот. Боги непостижимы — и карают нас и за все доброе и человеческое в нас, и за все злое и преступное. Это помогает человеку понять и добро и зло и не кичиться ни тем, ни другим. Заведомо завышенная оценка погубит кого угодно; нет более верного способа уничтожить репутацию автора, чем возвеличивать его без рассуждений и восхвалять его без чувства такта. Девятнадцатый век, каким мы его знаем, изобретен Бальзаком. Мы просто выполняем, с примечаниями и ненужными добавлениями, каприз или фантазию творческого ума великого романиста. Действительно беспристрастное мнение можно высказать лишь о том, что не представляет для нас ни малейшего интереса, и, стало быть, само это мнение не имеет ни малейшей ценности. Почему человек так стремится к саморазрушению? Почему его так завораживает гибель? Почему, стоя на высокой башне, он хочет ринуться вниз? Никто не ведает, но таков порядок вещей. Следовало бы законодательно запретить газетам писать об искусстве. Невозможно переоценить вред, который причиняет их бестолковая и бессистемная писанина — не художнику, а публике. Избранные существуют, чтобы не делать ничего. Действие и ограниченно, и относительно. Безграничны и абсолютны видения того, кто бездеятелен и наблюдателен, кто мечтателен и одинок. Порой наименьшее удовольствие в театре получаешь от пьесы. Я не раз видел публику, которая была интереснее актеров, и слышал в фойе диалог, превосходивший то, что я слышал со сцены. Он единственный раз попытался быть оригинальным, и результат оказался совершенно плачевным. Мистеру Гриффитсу следует остерегаться оригинальности. Подобно красоте, она — роковой дар. Если бы собственность была просто удовольствием, с ней можно было бы смириться; но связанные с нею обязанности делают ее невыносимой. В интересах богатых мы должны от нее избавиться. Большая часть нынешних календарей отравляют милую простоту нашей жизни, напоминая, что каждый прожитый нами день является годовщиной некоторого числа совершенно неинтересных событий. Я не выношу христиан, потому что они никогда не бывают католиками, и не выношу католиков, потому что они никогда не бывают христианами, — иначе говоря, я обретаюсь в Невидимой Церкви. Среди наших актеров есть несколько таких, кто способен создать потрясающий драматический эффект с помощью односложного слова и двух сигарет. Это, пожалуй, и есть актерское мастерство. Это и в самом деле страшный позор, что для мужчин существует один закон, а для женщин — другой. Я полагаю… Я полагаю, что не должно быть никакого закона — ни для мужчин, ни для женщин. Нет такого красивого предмета, который при определенных условиях не мог бы выглядеть некрасивым. Я полагаю, что хотя бы раз в сутки красивое выглядит уродливым, а уродливое — красивым. В прежние времена толпа пригвождала газетчиков за уши к позорному столбу. Это, конечно, было ужасно. В наше время газетчики сами пригвождают уши к замочной скважине. И это гораздо хуже. Большинству наших современных портретистов суждено полное забвение. Они никогда не передают того, что видят. Передают они то, что видит публика, а публика не видит ровным счетом ничего. Если социализм станет авторитарным, если будущие правления вооружатся экономической властью, как ныне они вооружены властью политической, — то будущее человечества страшнее, чем настоящее. Публика всегда путает человека с его созданиями; ей кажется, что для того, чтобы создать Гамлета, надо быть немного меланхоликом, а для того, чтобы вообразить короля Лира — полным безумцем. Хороший акробат неизменно грациозен, хотя грация никогда не была для него главным: он грациозен, потому что делает то, что должен делать, наилучшим образом; грациозен оттого, что естественен. Самая обычная ошибка — думать, что те, кто стал причиной или поводом к великой трагедии, разделяют и высокие чувства, подобающие трагическому строю, и самая роковая ошибка — ждать от них этого. В наш век газеты пытаются заставить публику судить о скульпторе не по его скульптурам, а по тому, как он относится к жене; о художнике — по размеру его доходов, и о поэте — по цвету его галстука. Конечно, меня осудили за многие поступки, которых я не совершал, но осудили и за многие совершенные мною поступки, а ведь я сделал в жизни еще много такого, в чем мне даже не предъявили обвинения. Все американские девушки обладают исключительным шармом, секрет которого в их неспособности говорить серьезно с кем-либо, кроме своего парикмахера, и думать серьезно о чем-либо, кроме развлечений. Природа подражает искусству. Она способна продемонстрировать лишь те эффекты, которые нам уже знакомы благодаря поэзии или живописи. Вот в чем секрет очарования природы, равно как тайна ее изъянов. Человеку внушается, что самое главное — это иметь, чтобы он не подумал, что главное — быть. Истинное совершенство человека заключается не в том, чем он обладает, а в том, что он собой представляет. Природа так безразлична, так бесчувственна. Стоит мне пройтись по здешнему парку, и я сразу ощущаю, что для природы я ничуть не лучше коров, пасущихся на склоне, или лопухов, разросшихся по канавам. Есть три вида деспотов. Один тиранствует над телом. Другой тиранствует над душой. Третий тиранствует и над телом, и над душой. Первый зовется Государем. Второй зовется Папой. Третий зовется Народом. Драматическому колледжу, возможно, следует взяться за обучение не только исполнителей, но и зрителей и внушить публике, что для бросания букетов есть надлежащее время, так же как и надлежащий способ. Вещь, существующая в природе, становится гораздо красивее, если она напоминает предмет искусства, но предмет искусства не становится по-настоящему прекрасным от сходства с вещью, существующей в природе. Крайне эгоистично требовать от ближнего мыслей и суждений, подобных своим. Зачем? Если тот способен мыслить, скорее всего, он мыслит иначе. Если не способен, недопустимо требовать от него проблеска мысли. Любая крайне напряженная эмоция стремится к разрядке при помощи какой-нибудь эмоции противоположного свойства. Истерический смех и слезы радости — примеры драматического эффекта, которые дает сама природа. Что такое нереальное, если не те страсти, которые когда-то жгли точно огнем? Многие, выйдя на свободу, уносят свою тюрьму с собой на свежий воздух, прячут ее в сердцах, как тайный позор, и в конце концов, подобно несчастной отравленной твари, заползают в какую-нибудь нору и умирают. После первого стакана абсента видишь вещи такими, какими их хотелось бы видеть. После второго стакана видишь их искаженными. И наконец ты видишь вещи такими, каковы они есть, а страшнее этого ничего не бывает. Преклонение перед болью принесло в истории столько зла, да и сейчас каждый день требует новых жертв, воздвигнув свои алтари. Блажен святой подвижник в муках своих. Ему не придется ступать по стерне своей жатвы. Кто воздвиг прекрасные города, если не люди, проникнутые духом торговли, и только они? Генуя построена торговцами, Флоренция — банкирами, а Венеция, прекраснейшая из всех, — ее благородным и почтенным купечеством. Много ли значит тема для художника столь творческого, каким является критик? Не меньше, но и не больше, чем она значит для романиста или для живописца. Он схож с ними в том, что умеет находить свои мотивы повсюду. Я всегда считал и теперь считаю, что эгоизм — это альфа и омега современного искусства, но, чтобы быть эгоистом, надобно иметь эго. Отнюдь не всякому, кто громко кричит: «Я! Я!», позволено войти в Царство Искусства. Тот факт, что человек угодил в тюрьму, никак не меняет качества написанной им прозы. Обыденные добродетели не могут служить опорой в искусстве, хотя способны отлично поддерживать репутацию второстепенных художников. Все книги можно разделить на три категории: Если пьеса — произведение искусства, ее постановка в театре является экзаменом не для пьесы, а для театра; если же она не произведение искусства, ее постановка в театре является экзаменом не для пьесы, а для публики. Если мы хотим понять народ, исходя из созданного им искусства, то лучше обратиться к архитектуре или музыке. Дух эпохи всего лучше передают отвлеченные искусства, поскольку сам дух есть понятие отвлеченное и идеальное. Городская жизнь воспитывает и совершенствует все наиболее цивилизованное в человеке. Шекспир, пока не приехал в Лондон, не написал ничего, кроме скверных памфлетов, и не написал ни строчки, когда навсегда покинул Лондон. Бесконечные, ко времени и не ко времени, повторенья отняли у нас наивность, свежесть и очарованье романтической простоты Нового Завета. Нам его читают вслух слишком часто и слишком дурно, а всякое повторение убивает духовность. Деспот может быть причастен к культуре, но толпе, этому чудовищу, культура чужда. Император или король способны остановиться, чтобы поднять кисть, оброненную художником; демократия остановится лишь для того, чтобы швырнуть в него грязью. Грубый торгашеский дух Америки, ее равнодушие к поэтической стороне бытия, — все это целиком и полностью результат того, что своим национальным героем страна признала человека, который, по собственному его признанию, был неспособен ко лжи. Бедность и нищета до такой степени принижают и парализуют человеческое естество, что бедняки даже не способны по-настоящему осознать, насколько они обездолены. Об этом им должен рассказать кто-то со стороны, и часто ему совершенно не верят. Мир издревле любил Святого за то, что он приблизился, насколько это возможно, к божественному совершенству. Мне кажется, что Христос любил Грешника, неким божественным инстинктом прозревая в нем наибольшую близость к человеческому совершенству. Пожилые обитатели Южных штатов любое событие меланхолически соотносят с тем, что было до Гражданской войны. «Какая прекрасная сегодня луна!» — заметил я джентльмену, стоявшему рядом со мной. «Да, — отозвался он, — но если бы вы видели ее до войны…» Было бы крайне печально, если бы множество стихотворных томиков, ежегодно публикуемых в Лондоне, находили читателей лишь среди авторов и их родни; истинный филантроп должен бы счесть своим долгом покупать каждую новую книжку стихов, выходящую в свет. Истинно реальны только персонажи, в реальности никогда не существовавшие; а если романист настолько беспомощен, что ищет своих героев в гуще жизни, пусть он хотя бы сделает вид, будто выдумал их сам, а не похваляется схожестью с доподлинными образцами. Быть популярным романистом и слишком легко, и слишком трудно. Слишком легко, поскольку для удовлетворения запросов публики достаточно самых убогих способностей. Слишком трудно, поскольку для удовлетворения этих запросов художнику пришлось бы совершить насилие над собой. Мне хочется основать орден для тех, кто не в силах уверовать; его можно было бы назвать Братством Лишенных Веры — там священник, в чьем сердце нет мира, совершает перед алтарем, на котором не горит ни одна свеча, причастие хлебом, на котором нет благодати, над чашей, где нет вина. Иногда говорят, что актеры нам показывают своих Гамлетов вместо шекспировского. А на самом деле нет никакого шекспировского Гамлета. Если в Гамлете есть определенность как в творении искусства, в нем также есть и невнятица, как в любом явлении жизни. Гамлетов столько же, сколько видов меланхолии. Всякий, кому довелось пожить среди бедных, подтвердит, что братство людское не пустая выдумка поэтов, а самая гнетущая и гнусная реальность; и ежели писатель обязательно стремится познать нравы высшего общества, он мог бы с тем же успехом постичь их, изобразив торговок спичками или разносчиков фруктов. Японцы — это творение определенных художников. Населяющие Японию в общем-то не так уж и отличаются от тех, кто населяет Англию; они тоже до крайности невзрачны и в них нет решительно ничего привлекательного или необычного. Сказать по совести, вся Япония — сплошная выдумка. Нет такой страны, как и такого народа. Когда я переступил порог тюрьмы, некоторые советовали мне позабыть, кто я такой. Это был губительный совет. Только сознавая, кто я такой, я обрел возможность утешения. А теперь другие люди советуют мне по выходе из тюрьмы начисто позабыть, что я вообще когда-либо был в тюрьме. Я знаю, что это было бы столь же губительно. Марионетки обладают множеством преимуществ [перед живыми актерами]. Они никогда не спорят. У них нет незрелых взглядов на искусство. У них нет личной жизни. Они признают интеллектуальное превосходство драматурга, и никто ни разу не слышал, чтобы они просили дописать и расширить свои роли. Они изумительно послушны и начисто лишены своего «Я». Пробуют взывать к авторитету Шекспира — к нему всегда взывают, — и процитируют то скверно написанное место, где сказано про зеркало, которое Искусство держит перед Природой, забыв, что неудачный сей афоризм вложен, не без причины же, в уста Гамлета, чтобы окружающие имели лишнюю возможность убедиться в его полном безумии, когда дело касается искусства. «Человек может прожить три дня без хлеба, но без поэзии не проживет и дня» — этот афоризм принадлежит Бодлеру. Я хотел бы напомнить тем, кто насмехается над красотой как над чем-то непрактичным, что безобразная вещь — это просто плохо выполненная вещь. В красоте — божественная экономность, она дает нам только то, что нужно; уродство расточительно, оно изводит материал впустую. Уродство в костюме, как и во всем остальном, — это всегда знак того, что кто-то был непрактичен. Римские патроны, в сущности, не давали римскому поэту умереть с голоду, и мы подозреваем, что многие нынешние барды в душе сожалеют о старой системе. Конечно, принимать в дар загородную усадьбу лучше, чем быть в долгу у квартирной хозяйки. В целом, меценатство было превосходным решением — если не для поэзии, то уж во всяком случае для поэтов; каждый поэт мечтает о Меценате. Искусство создает свой несравненный единственный эффект, а достигнув его, переходит к другому. А природа все повторяет да повторяет этот эффект, пока он всем не надоест до предела. В наши дни, скажем, никто, наделенный хоть зачатками культуры, не поведет речь о красоте закатов. Закаты стали совсем старомодными. Они были хороши во времена, когда последним словом живописи оставался Тёрнер. Мне иногда кажется, что слепота Гомера на самом деле — художественный миф, созданный во времена истинной критики для того, чтобы напомнить нам не о том лишь, что великий поэт — это всегда провидец, постигающий мир не физическим, а духовным зрением, а еще и о том, что он настоящий певец, чья песня рождается из музыки, когда, вновь и вновь про себя повторяя каждую свою строку, он схватывает тайну ее мелодии и во тьме находит слова, окруженные светом. Желая ощутить специфически японский эффект, не следует уподобляться туристу и брать билет до Токио. Напротив, следует остаться дома, погрузившись в изучение творчества нескольких японских художников, а когда вы глубоко прочувствуете их стиль, поймете, в чем особенность их образного восприятия, как-нибудь в полдень ступайте посидеть в парке или побродить по Пикадилли, — если же вам не удастся распознать там нечто чисто японское, значит, вы не распознаете этого нигде на свете. При составлении раздела были использованы материалы из книги Константина Душенко "Оскар Уайльд. Мысли, афоризмы и фразы" (М.: ЭКСМО, 2013). |
|||
|
||||
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна. © 2016—2024 "Оскар Уайльд" |