На правах рекламы:
• https://www.bordur-trotuar.ru изготовление и продажа тротуарной плитки: купить плитку.
Письмо Оскара Уальда Министру Внутренних Дел. 2 июля 1896 г.
[Тюрьма Ее Величества, Рединг]
2 июля 1896 г.
Досточтимому Правительства Ее Величества министру внутренних дел.
Настоящая петиция от вышеозначенного заключенного смиренно указывает, что он никоим образом не стремится оправдать те ужасные проступки, в которых он совершенно справедливо признан виновным, но лишь хочет обратить внимание властей на то, что эти проступки суть проявления сексуального помешательства и признаются таковыми не только современной медицинской наукой, но и многими сегодняшними законодательствами, например, во Франции, Австрии и Италии, где перестали наказывать за подобное поведение на том основании, что оно является следствием болезни, которая подлежит ведению скорее врачей, нежели судей. В работах таких выдающихся ученых, как Ломброзо и Нордау, — и это только два примера из многих — данное обстоятельство подчеркивается особо, причем указано на скрытую предрасположенность к помешательству такого рода, заложенную в натуре поэта или художника. Профессор Нордау в своей книге «Вырождение», опубликованной в 1894 году, посвятил целую главу подателю настоящей петиции как особенно характерному примеру действия этой роковой закономерности.
Подателю настоящей петиции теперь совершенно ясно, что если в интеллектуальном отношении три года, предшествовавшие его аресту, были самыми блестящими во всей его жизни (четыре написанные им пьесы с огромным успехом шли не только на сценах Англии, Америки и Австралии, но и почти во всех европейских столицах, многие выпущенные им книги вызвали живой интерес на родине и за границей), то это также были годы, когда он страдал ужасной формой эротомании, заставившей его забыть жену и детей, высокое положение в лондонском и парижском обществе, европейскую славу художника, фамильную честь и саму человеческую натуру свою; болезнь сделала его беспомощной жертвой самых отвратительных страстей и отдала его в лапы мерзавцев, которые, поощряя эти страсти ради собственной выгоды, способствовали его ужасному краху.
Именно непрестанная тревога о том, что это безумие, которое в прошлом выражалось в чудовищных половых извращениях, может теперь распространиться на всю личность как таковую, вынуждает подателя петиции писать настоящее обращение с надеждой на серьезное и немедленное его рассмотрение. Как бы ни было ужасно безумие само по себе, страх перед ним столь же невыносим, и он столь же разрушительно воздействует на душу.
Вот уже тринадцать кошмарных месяцев податель петиции испытывает на себе все ужасы одиночного тюремного заключения; он лишен человеческого общения с кем бы то ни было; он лишен письменных принадлежностей, с помощью которых он мог бы отвлечь мысли от окружающей обстановки; он лишен достаточного числа книг, столь необходимых каждому литератору и жизненно важных для поддержания душевного равновесия; он обречен на полнейшее безмолвие; он полностью отрезан от внешнего мира и любых явлений жизни; он влачит жалкое, убивающее душу существование, полное непосильных тягот и лишений, изматывающее своей монотонностью. Отчаяние и мука этого одинокого прозябания были неимоверно усилены известием о смерти его матери, леди Уайльд, к которой он был нежно привязан, а также сознанием тех бед, которые он навлек на свою молодую жену и двоих детей.
Благодаря специальному разрешению податель петиции имеет право получать для чтения две книги в неделю. Однако тюремная библиотека крайне мала и убога. Она не содержит и десятка книг, подходящих для образованного человека; книги, которые были, по просьбе заключенного, добавлены к этому списку, он прочитал и перечитал столько раз, что они превратились для него едва ли не в бессмыслицу. Итак, он, по существу, лишен всякого чтения, и мир идей, как и реальный мир, стал для него недоступен. Ему отказано во всем, что может дать хоть какое-то успокоение, развлечение и исцеление больному и потрясенному рассудку; но как бы ни были ужасны физические тяготы современной тюремной жизни, они не идут ни в какое сравнение с муками разлуки со словесностью, невыносимыми для человека, который жил Литературой, который почитал ее путем к совершенству, единственной настоящей пищей для духа.
Нет ничего удивительного в том, что, живя в безмолвии, в одиночестве, в полной отрешенности от любых человеческих проявлений, в склепе, где замурованы живые, податель петиции ежедневно и еженощно, в каждый час бодрствования испытывает чудовищный страх перед полным и окончательным безумием. Он чувствует, что его сознание, искусственно выключенное из сферы рациональных и интеллектуальных интересов, не имеет иного выбора, кроме сосредоточения на тех формах половых извращений, тех отвратительных видах эротомании, которые низвергли его с высоты общественного признания в заурядную тюремную камеру. Это произойдет с неизбежностью. Рассудок не может не работать, и коль скоро он лишен таких необходимых условий для здоровой интеллектуальной деятельности, как книги, письменные принадлежности, человеческое общество, соприкосновение с жизнью и прочее, то человек, пораженный чувственной мономанией, становится легкой добычей нездоровых страстей, непристойных фантазий и растлевающих, оскверняющих, разрушающих мыслей. Преступление может быть забыто или прощено, но грех остается; он поселяется внутри человека, который по ужасной прихоти судьбы стал его жертвой; он проникает в его плоть; он распространяется по его телу, как проказа; он пожирает его, как неизлечимая болезнь; и в конце концов он становится неотъемлемой частью личности. Его не вытравить раскаянием, сколь бы ни было оно едко; его не смыть слезами, сколь бы ни были они обильны; и тюрьма с ее чудовищной изоляцией от всего, что может спасти заблудшую душу, отдает жертву, словно связанную по рукам и ногам, на растерзание и поругание страстям, которые она ненавидит больше всего на свете и избавиться от которых не может.
Уже более года податель петиции борется за свой рассудок. Бороться дальше нет сил. Он ясно видит приближение безумия, которое отнюдь не ограничится какой-либо частью души, но охватит всю ее целиком; он желает одного и молит об одном — о досрочном освобождении, с тем чтобы друзья смогли увезти его за границу, где он обратится за медицинской помощью и постарается излечиться от сексуального помешательства. Он прекрасно понимает, что его карьера как писателя и драматурга кончена, что его имя вычеркнуто из английской литературы на веки вечные, что его дети никогда более не будут носить его имени и что его уделом будет уединенная жизнь в какой-нибудь далекой стране; он сознает, что, настигнутый банкротством, он будет влачить жалкое существование в горькой нужде, что вся прелесть и красота жизни отняты у него безвозвратно; но в безнадежности своей он все-таки цепляется за надежду, что ему не придется сменить заурядную тюрьму на заурядную больницу для умалишенных.
Как бы губительно ни действовал на личность тюремный режим — режим столь ужасный, что он превращает в камень сердца, которые ему не удается разбить, и низводит до положения скотины не только заключенных, но и тюремщиков, — все же он не должен иметь целью уничтожение самой души человеческой. Тюрьма ничего не делает для исправления человека, но не может же она стремиться свести его с ума — и потому податель петиции умоляет, чтобы его отпустили, пока у него еще осталась хоть капля разума; пока он еще в состоянии воспринять значение слова и идею книги; пока еще есть надежда, что надлежащее лечение и гуманное обращение смогут вернуть равновесие потрясенному рассудку и исцелить душу, которая была же когда-то невинной; пока натура еще в силах избавиться от мерзкого безумия и хотя бы на склоне дней вновь обрести утраченную чистоту.
Податель петиции от всего сердца умоляет министра внутренних дел принять во внимание заключение любого из признанных авторитетов в медицинской науке о том, каков будет неизбежный результат одиночного заключения в полной тишине и изоляции для человека, страдающего сексуальной манией самого ужасного свойства.
Податель петиции хотел бы также указать на то, что, хотя его физическое состояние во многих отношениях сейчас лучше, чем в Уондсвортской тюрьме, где он два месяца провел в больнице, страдая полным физическим и умственным расстройством, вызванным истощением и бессонницей, он тем не менее за время пребывания в заключении почти полностью оглох на правое ухо вследствие абсцесса, приведшего к прободению барабанной перепонки. Тюремный врач констатировал, что он не в состоянии оказать какую-либо помощь и что неизбежна полная глухота. Податель петиции, между тем убежден, что лечение за границей может сохранить ему слух. Сэр Уильям Дэлби, крупнейший специалист в этой области, заверил его, что при надлежащем лечении нет никакой причины опасаться глухоты. Однако, хотя нагноение идет в течение всего срока пребывания в тюрьме и слух со дня на день становится все хуже, не было предпринято даже попытки лечения. Ухо трижды промывали обычной водой с целью обследования — этим все и ограничилось. Податель петиции, естественно, опасается, что заболевание перекинется на второе ухо, как бывает очень часто, и тогда к страданиям потрясенного и истощенного рассудка добавится ужас полной глухоты.
Его зрение, о котором ему, как большинству литераторов, всегда приходилось особенно печься, также весьма сильно страдает от вынужденного пребывания в камере с выбеленными стенами и полыхающим всю ночь газовым рожком; он ощущает постоянную слабость и резь в глазах и с трудом может разглядеть предметы даже на близком расстоянии. Яркий дневной свет во время прогулок в тюремном дворе часто вызывает боль и раздражение в глазном нерве, и в течение последних четырех месяцев мысль о возможной потере зрения была источником мучительного беспокойства. В случае продолжения заключения прогрессирующее помешательство и помутнение рассудка почти неизбежно усугубится слепотой и глухотой.
Податель петиции испытывает и другие опасения, о которых он не будет распространяться ввиду недостатка места; безумие представляет собой главную для него опасность и причиняет ему самый мучительный страх, и он молит о том, чтобы уже долго длящееся заключение и сопутствующие ему беды были сочтены достаточным наказанием, чтобы оно не длилось долее и не превращалось в бессмысленную месть, доводящую до полного распада и унижения как тело, так и душу.
Комментарии
Это первое из четырех прошений, посланных Уайльдом из Рединга. Министром внутренних дел был в то время сэр Мэтью Уайт Ридли (1842–1904). К моменту написания этого письма Уайльд провел в тюрьме более года, что несомненно сказалось на его душевном состоянии. К тому же у него уже началось заболевание уха, которое через четыре года стало причиной его смерти.
Ломброзо, Чезаре (1836–1909) — итальянский ученый криминолог, несколько книг которого было переведено на английский язык; Нордау, Макс Симон (1842–1923) — немецкий социолог и писатель. Его книга «Вырождение» вышла в Англии в 1895 году (это был перевод ее второго немецкого издания 1893 года), где в главе «Декаденты и эстеты» он действительно отзывается об Уайльде крайне недоброжелательно. Однако в третьем издании, вышедшем в Германии в 1896 году, после процессов Уайльда, Нордау сделал к этому месту пространный комментарий несколько иного рода. Шоу написал на книгу Нордау разгромную рецензию, опубликованную в американской газете «Либерти», органе анархистов, в июле 1895 года и впоследствии вошедшей в его книгу «Здравый смысл в искусстве» (1908).
Петиция Уайльда была передана в министерство внутренних дел начальником Редингской тюрьмы майором Исааксоном вместе с заключением тюремного врача, в котором говорилось, что за время пребывания в тюрьме Уайльд прибавил в весе и что никаких признаков нарушения его рассудка не замечено. После множества этапов 27 июля в министерстве внутренних дел было дано указание разрешить Уайльду держать в своей камере письменные принадлежности, а также большее, нежели обычно разрешалось, число книг. Список книг, запрошенных Уайльдом, до сих пор хранится в архиве министерства. В него входят имена Марло, Чосера, Спенсера, Китса, Теннисона, Карлейля и многие другие.
При заимствовании материалов с сайта активная ссылка на источник обязательна.
© 2016—2024 "Оскар Уайльд"